Искусствовед Андрей Дмитриевич Сарабьянов — о том, почему русский авангард до сих пор вдохновляет современных художников, чем уникальны работы Филонова и Малевича, а также о новом фильме «Филонов».
За последние годы интерес к авангарду заметно возрос: речь идет не только о крупных музейных ретроспективах, но и о молодом современном искусстве, когда авторы все чаще обращаются к наследию Малевича, Кандинского, Ларионова, Розановой. Как вам кажется, что именно привлекает современных художников в авангарде — проблематика того периода или, скорее, его формы и визуальный язык?
Во-первых, необходимо отметить, что проблематика, форма и визуальный язык — это взаимосвязанные элементы, особенно в контексте русского авангарда. Разделять эти понятия, вероятно, не стоит; напротив, их следует рассматривать в единстве, размышляя о том, что именно привлекает современных художников, не всех, конечно, но многих, в наследии русского авангарда. Что вызывает у них интерес?
Этот интерес вполне закономерен. Авангард 1910–1920-х годов открыл принципиально новый художественный язык. Художники перестали стремиться к воспроизведению окружающего мира, вместо этого они создавали нечто принципиально новое — отражение их общих представлений об устройстве мира. Это были концепции не столько визуальные, сколько глубокие, философские, порой даже научные. Таким образом, авангард предложил радикально новаторский взгляд на искусство и его задачи. Суть этого подхода заключалась не в отображении, а в создании — создании новых миров. Это фундаментальный принцип, который до сих пор привлекает исследователей, художников и зрителей. Интерес к авангарду не ослабевает, а, напротив, возрастает. Русский авангард давно стал классикой — не только художественной, но и культурной. Более того, он стал мерилом современности, культурной точкой отсчета, игнорировать которую невозможно.
Если взглянуть на современное искусство в целом и на его связь с авангардом, можно отметить широкий спектр интерпретаций. В некоторых случаях это продолжение традиций авангарда, характерное, например, для художников-шестидесятников. Они не только воспроизводили идеи авангарда, но и трансформировали их. Современные художники также увлечены этой темой, но используют разные подходы. Среди них можно выделить мифологизацию авангарда, его переосмысление и превращение в миф, в том числе юмористический. Часто авангард становится объектом иронии: его приемы используются для создания мемов, шуток и сатирических интерпретаций. Этот процесс, на мой взгляд, положителен, так как свидетельствует о глубоком проникновении авангарда в современную культуру. Надеюсь, его значение никогда не будет утрачено. Таким образом, разнообразие интерпретаций и подходов к авангарду свидетельствует о его живом присутствии в современной культуре, что, на мой взгляд, является закономерным и ценным явлением.
Идея «построения будущего» была одной из ключевых в авангарде. Если предположить, что именно она вдохновляет современных художников, то можно ли строить будущее, оглядываясь на прошлое? Насколько такой подход оправдан в контексте современной художественной практики?
Авангардисты, размышляя о будущем 100 лет назад, были увлечены идеей его построения, созданием новых моделей жизнеустройства. Однако то будущее, которое они представляли, не воплотилось в реальность. Сегодняшнее настоящее оказалось совершенно иным.
Будущее, которое видели авангардисты, трансформировалось в нашу реальность, и эта реальность значительно отличается от их представлений. Поэтому важно помнить, что мечты о будущем в значительной степени основываются на идеальных концепциях, особенно в искусстве. Однако, когда будущее становится настоящим, в процесс его формирования вступают не только художественные, но и исторические, социальные и политические факторы, а также личности, которые оказывают на него влияние. Это превращение идеального в реальное нередко оказывается сложным и противоречивым. Такое настоящее может вызывать разные оценки у людей: кому-то оно нравится, а кому-то — нет.
Именно поэтому пользоваться теми представлениями о будущем, которые существовали у авангардистов, сегодня уже не имеет смысла. Их идеи так и не реализовались в полной мере. Они стремились к созданию новой системы взаимоотношений между человеком и искусством, и на какое-то время, особенно в 1920-е годы, им это удалось. Появились такие стили, как конструктивизм, который оказал огромное влияние на архитектуру и стал жизненно важным для людей того времени.
Однако сегодня необходимо идти дальше, создавать что-то новое. Искать ответы на современные вопросы с использованием практик прошлого, в том числе авангардистских, уже недостаточно. Будущее требует иных подходов, новых решений и свежих идей.
Вы составили энциклопедию русского авангарда. Если бы сегодня, в эпоху постмодерна, вас попросили начать работу над энциклопедией искусства 2020-х годов, как бы вы определяли методологию? Какие критерии вы бы использовали для отбора художников и явлений в условиях, когда искусство охватывает практически все сферы жизни?
Я бы вообще не решился на такой шаг, и вот почему. Когда я работал над энциклопедией авангарда, речь шла о материале, который уже стал частью истории. Это было наше недавнее прошлое, и в этом контексте можно было позволить себе обсуждать художников открыто, анализировать их творчество с точки зрения как достоинств, так и недостатков. Однако в отношении современных художников такой подход до сих пор не принят. Критика остается преимущественно комплементарной, как это сложилось уже много десятилетий назад. Сказать, что какой-то художник сделал что-то неудачно, означает, во-первых, риск обидеть его. Во-вторых, это может повлиять на его дальнейшую карьеру, чего бы не хотелось. Поэтому я избегаю подобных шагов.
Занимаясь русским авангардом, мне приходится изучать множество документов, в том числе связанных с выставками того времени. В начале XX века критическая культура была развита значительно сильнее, и практически каждая выставка авангардистов сопровождалась обширным откликом в прессе — статьями, интервью, критическими очерками. Интересно, что 90% этих текстов содержат негативные оценки. Критики — даже такие признанные авторитеты, как Александр Бенуа, известные своим тонким вкусом, — не смогли увидеть в авангарде его потрясающего новаторства. Они воспринимали его как эпатаж, провокацию, считали, что художники издеваются над публикой, прибегая к неблаговидным приемам ради внимания. Это казалось им своего рода шантажом. И теперь, спустя сто лет, становится очевидно, что эти критики не поняли современного им искусства. Они прошли мимо его главного смысла и значимости. Чтобы не оказаться в той же позиции по отношению к сегодняшнему искусству, я предпочитаю воздержаться от суждений.
Как вам кажется, какая эта «безопасная» критическая дистанция, когда уже можно начинать оглядываться назад и начинать как-то осмыслять период, который прошел?
Поймите меня правильно: я вовсе не призываю к тому, чтобы никто не писал о современном, актуальном искусстве. Напротив, чем больше будет написано, тем лучше.
Однако, если говорить лично обо мне, я бы на это не решился. Молодые критики, которые глубже понимают и чувствуют актуальное искусство, которым оно ближе и понятнее, вероятно, могут сделать это гораздо лучше, чем я. Если они будут писать, высказывать свои мысли, оценивать — это прекрасно. Пусть они этим занимаются, это действительно важно.
Тут как раз и разграничивается арт-критика, и энциклопедическая работа, обзорная.
А вот энциклопедию делать на эту тему пока еще рано, конечно.
Как вам кажется, когда уже можно будет? Через сто лет или пораньше?
Трудно сказать. Знаете, я не сразу начал работать над энциклопедией русского авангарда, и тогда еще не думал, что она вообще будет завершена. Первый том вышел в 2013 году, но материалы я начал собирать, вероятно, еще в 1980-е годы. С того момента прошло более 30 лет.
И именно тогда мне показалось, что уже можно не только собирать данные о русском авангарде, но и осмысленно рассуждать о нем, интерпретировать его. Возможно, в этом заложена определенная схема, которая применима и к актуальному искусству: требуется время, чтобы лучше понять его и выстроить полноценное представление.
Давайте перенесемся к фильму «Филонов», где вы выступали экспертом. «Чёрный квадрат» Малевича еще при жизни автора стал своего рода маркетинговым инструментом, тогда как Филонов, избегавший коммерческих стратегий, оставался менее известным и исследованным в тот момент. Если новаторство не находит широкой поддержки при жизни автора, но позже становится объектом научного интереса, можно ли считать его «историзмом» (то есть фактом истории), или оно сохраняет актуальность для нового времени. И как эту актуальность оценить?
И Филонов, и Малевич, как и многие другие представители авангарда, долгое время оставались в забвении. Даже Малевич, несмотря на его социальную активность, принадлежал к кругу полузабытых и маргинальных фигур, находившихся на периферии художественного мира. Разделять этих художников не стоит, хотя их характеры и подходы к искусству существенно различались.
Малевич был харизматичной фигурой и предпринимал множество шагов для привлечения внимания к своему творчеству. Однако утверждать, что его работы, например, тот же «Чёрный квадрат», при его жизни стали важным арт-объектом, было бы преувеличением. Его известность была узко локализованной, сохранялась в основном среди учеников и коллег. Он открыто заявлял о своих художественных концепциях, писал о них, что могло создать впечатление о его большем влиянии, чем это было в реальности.
Филонов, напротив, был интровертом, глубоко погружённым в свой внутренний мир. Несмотря на то, что у него также была школа с большим числом учеников, его личная жизнь и творчество оставались закрытыми от посторонних. Филонов посвятил себя аналитическому искусству, которое он считал результатом кропотливой, почти математической работы. Его картины создавались медленно и требовали огромных усилий: он работал над ними ежедневно, методично, создавая своими техниками уникальный художественный язык.
Новаторство, как у Филонова, так и у Малевича, практически не находило признания при их жизни. В 1920-х годах авангард начали официально запрещать, и художники часто либо меняли направление своей деятельности — занимались оформлением книг, театральных спектаклей, дизайном, — либо вообще уходили из профессии. Их творчество оставалось закрытым, малоизвестным и часто подвергалось насмешкам. Например, в 1929 году Филонову предложили персональную выставку в Русском музее однако, после того, как работы были развешены, зал не открыли для широкой публики. Лишь иногда туда водили группы рабочих, которые публично отвергали его искусство, называя его чуждым и ненужным. Этот эпизод стал серьёзным ударом для Филонова, подорвав его психологическое состояние.
К концу жизни Филонов оказался в полной нищете и умер забытым. Однако сегодня его имя известно достаточно широко. Его живопись продолжает оставаться загадочной и требует глубокого изучения. Понять Филонова непросто: нужно ознакомиться не только с его картинами, но и с его текстами, чтобы начать постигать созданный им удивительно тонкий, разнообразный и красивый мир.
Он просто скрывает ещё множество загадок, которые будут открываться по мере его дальнейшего изучения. Хотя литературы о нём существует довольно много, она часто не углубляется в его творчество настолько, насколько это необходимо. Тем не менее, изучение его наследия продолжается, и это радует. И, конечно, фильм «Филонов», о котором мы говорим, является в этом смысле очень важной вехой в познании и понимании Филонова.
Что сейчас находится в поле вашего интереса, чем вы сейчас занимаетесь, или правильнее спросить – кем?
В настоящее время я активно занимаюсь изучением творчества Любови Поповой. Ее выставка сейчас проходит в Еврейском музее и центре толерантности и продлится до 27 февраля следующего года. Это очень интересная и разносторонняя экспозиция, включающая более 400 экспонатов: картины, графику, театральные работы, промышленный дизайн, ткани, а также фотографии и документы. Выставка собрала великолепные работы, многие из которых представлены впервые. Приглашаю всех желающих посетить эту выставку и открыть для себя разнообразное творчество Поповой. Кроме этого, у меня продолжается работа над другими проектами. Например, я занимаюсь исследованием творчества Михаила Ларионова и надеюсь, что в будущем удастся издать книгу о нем. А совсем скоро, буквально через месяц, выйдет моя новая монография об Иване Клюне — художнике-авангардисте, который работал вместе с Казимиром Малевичем. Это значимое событие, так как подобного масштабного исследования о Клюне до сих пор не было.
ST.ART на каждый день: внеочередные материалы и заметки из сферы культуры — в телеграм канале журнала.
