Ру Сангсил — южнокорейская художница, вошедшая в список молодых талантов, на которые следует обратить внимание по мнению арт-ярмарки Frieze. Мы поговорили с художницей о её творчестве и том, какое место в нем занимают проблемы современного корейского общества, а Наталья Серкова, философ и сооснователь портала Tzvetnik, написала комментарий, осмысляющий её художественную практику.
Текст: Наталья Серкова
Своей художественной практикой южнокорейская художница Ру Сангсил наглядно иллюстрирует один из проблематичных принципов функционирования международной среды современного искусства. Основная тема, с которой работает Сангсил — это рефлексия представителя южнокорейского общества на жесткий неолиберальный разворот, который произошел в Корее в середине ХХ века и до сих пор продолжает набирать обороты. Демонстрируя в своих проектах, как сталкиваются элементы «глубинного» корейского восприятия с вестернизированной потребительской идеологией, художница иронично, а порой и язвительно выявляет противоречия, вызванные подобным социальным столкновением.
Характерно, что сама художница получила возможность поднимать эту тему на высоком профессиональном уровне благодаря тому, что ей удалось получить хорошее художественное образование, доступное в Корее, по ее словам, только для обеспеченных граждан. Являясь представительницей корейской семьи, заработавшей свое состояние в предпоследнем поколении (родители Ру поднялись по социальной лестнице), художница смогла публично отрефлексировать ситуацию социального неравенства и негативных сторон капиталистической идеологии. Таким образом, будучи привилегированным членом корейского общества, Сангсил выбирает путь художницы и говорит о социокультурных особенностях и проблемах своей страны.
Такая рекурсивная ситуация — когда именно привилегированный художник оказывается способен говорить о проблемах привилегий и быть услышанным (30-летняя Сангсил недавно была названа одной из восходящих звезд по мнению ярмарки Frieze) — глубоко характерна для текущей системы современного искусства. Мы можем по-разному относиться к подобной рекурсии — и даже сослаться на саму концептуальную логику современного искусства (ведь всевозможная автореферентность популярна в искусстве уже как минимум последние 150 лет), — но иногда бывает как минимум полезно рассмотреть практику художника с данного ракурса. Не для того, чтобы обличить в чем-то самого художника, — но для того, чтобы увидеть, как глубоко противоречия как таковые в принципе углублены в системе искусства на текущий момент.
Возможно, именно попытка анализа этого и многих других системных противоречий поможет нам понять, как будет выглядеть искусство 2030-х годов, и предположить, на каком языке в будущем будут говорить художники и какие социокультурные вводные потребуются от них, чтобы быть услышанными. В этом смысле Сангсил является отличным примером автора, чьи бэкграунд, талант и энергия могут способствовать такому пониманию с нашей стороны.
Для начала расскажите о себе: как вы начали заниматься искусством и какие, по вашему мнению, основные темы вы раскрываете на своем пути?
Я визуальный художник из Сеула, и мои интересы в основной степени лежат в наблюдении за столкновением традиционной корейской культуры с неолиберализмом. В своей работе я применяю различные медиа: видео, инсталляции, перформансы.
Мне повезло иметь родителей, которые с детства финансово поддерживали мои занятия искусством, в особенности если учесть, сколько денег стоит изучение искусства в Корее. Стоит отметить, впрочем, что их поддержка не мотивировалась какой-то глубокой любовью к искусству или уважением моих интересов. Скорее, она основывалась на желании сохранить недавно обретенный достаток и высокий социальный статус.
Дело в том, что система элитного корейского художественного образования довольно уникальна: специализированные частные средние и старшие школы занимаются всесторонней подготовкой молодых талантов к тому, чтобы те стали художниками. Однако, несмотря на то, что лично я как специалист получила огромную пользу от этого образования, в обществе эти школы скорее известны как учреждения для привилегированного класса.
Мои родители, выходцы из небогатой сельской семьи, по-видимому, надеялись, что мое включение в подобное “элитное заведение” поможет и им реализовать свои социальные амбиции. Вышло забавно: они представляли, что я выйду замуж за богатого человека и буду жить привилегированной жизнью, а вместо этого я действительно стала художником.
Почти все ваши работы носят социально-политический характер, вы регулярно создаете саркастичные образы, высмеивающие капитализм корейского общества. Объясните зрителям, далеким от корейской действительности, что больше всего привлекает вас в социальной проблематике и какие противоречия современного корейского общества вы пытаетесь отразить в своих работах?
Как говорят корейцы: «Корея не производит ни капли нефти, поэтому наш единственный ресурс — человек». Я не уверена, происходит ли так только в странах, где нещадно эксплуатируют людей, чтобы восполнить нехватку природных ресурсов, или это происходит повсеместно, но я честно боюсь, что когда-нибудь и сама сгорю как дрова… В то же время я осознаю, что как человек, родившийся и выросший в Сеуле, я и сама олицетворяю собой это уникальное чувство корейской “жизни на высоких скоростях” — что, впрочем, не приносит мне ни радости, ни гордости. Я пытаюсь над этим чувством работать.
На последней ярмарке Frieze вас включили в десятку наиболее интересных корейских художниц. Вы прокладываете свой путь скорее как сольный художник или вас представляет какая-то галерея?
У меня был опыт выставок в отдельных хороших галереях в Корее и за рубежом, но в настоящее время я не представлена ни одной галереей. Я понимаю плюсы и минусы работы с галереей и открыта для такой возможности в будущем, но пока меня устраивает статус кво. Мои работы часто выставляются в публичных художественных музеях, но в основном я распространяю свои работы через популярные интернет-сообщества. Как итог, представители мира искусства, говоря о моей работе, в основном упоминают о ее уникальном положении — где-то на пути между “непросвещенной” интернет-публикой и академическим искусством. Лично мне интересно работать над поисками баланса между устоявшейся арт-аудиторией и широкой публикой — особенно той, которая вряд ли посещает музеи.
В будущем вы наверняка будете участвовать во множестве арт-резиденций по всему миру. Продолжите ли вы и дальше работать с корейской идентичностью, попытаетесь раскрыть острые темы западных обществ или радикально сдвинетесь в каком-то ином направлении?
Я могу рассказывать только о том опыте, который пережила сама. Поскольку в своей жизни я пока не сталкивалась с проблемами западного общества, то и не могу “заставить” себя решать их в своей работе. Однако в конечном итоге, несмотря на разные социокультурные контексты, все мы — жители единого мирового сообщества, связанного глобальной экономикой. Например, один мой родственник, проживая в глухой корейской деревушке и занимаясь фермерством, потерял все свои накопления в 2008-м, когда обанкротился банк, в котором он хранил сбережения. Он ничего не понимал в причинах произошедшего финансового кризиса, но это не помешало ему пострадать от краха Lehman Brothers.
Наконец, расскажите, пожалуйста, о своей последней работе или особенно важной для вас выставке.
Моя выставка «Пылающая песня любви» (The Burning Love Song) прошла в 2022 году на цокольном этаже галереи Atelier Hermès — в пространстве Фонда Hermès, посвященном корейскому искусству. Для выставки пространство галереи было “замаскировано” под крематорий для домашних животных, организованный фиктивной компанией Big King Pet Funeral Service, где посетителям предлагалось принять участие в оплакивании умерших домашних животных.
На большом экране на стене “крематория” каждые 15 минут повторялся видеоролик, в котором демонстрировалась деловая (на грани и за гранью абсурда) хватка компании — способная превратить в продукт потребления саму смерть. Владелец компании мистер Биг Кинг заявляет в ролике, что его больше интересует искусство, чем деньги, и поет для гостей слезливую песню «Настоящая любовь». Тем временем его сотрудница, разукрашенная под шаманку, выступает в качестве “коммуникатора с умершими животными” и делает вид, что одержима духом мертвой собаки. В целом выставка говорит о том, что в капиталистических обществах место человека в иерархии определяет не его социальный бэкграунд, а скорее жажда наживы и способность к нестандартному мышлению.
