Текст: Сергей Рожин
Не можем не поделиться данным эссе Сергея Рожина, художника и автора всеми любимого telegram-канала о современном искусстве Рабы Малевича. Оно как всегда получилось о вечном и актуальном: об искусстве.
…Размышление мое заключается в том, что «академизм» как таковой преследовал метафору Бога в различных формах Его идеализации, стремясь к Нему через золотое сечение. Всегда словно совершался некий ритуал жертвоприношения, в котором необходимо было выполнить определённые условия, дабы выйти на связь с Создателем. И пока не вмешались фотоаппарат и camera obscūra, искусство жило за счёт религии, выполняя простые функции: быть красивым, быть понятным, а если зритель в нём видел смысл – то ещё и гениальным.
А вот современное искусство совсем наоборот – это некий атеизм, технологизм и молчаливость (во всяком случае, на первый взгляд), которые порождают все новые и новые направления: кинетическое искусство, сайнс-арт, нэт-арт, глич-арт, видео-арт и др. (чтобы разобраться со всей этой терминологией, советую прочесть «Что современно?» Джорджо Агамбена).
Современное искусство ничего не проповедует – но не потому, что в нём ничего нет, а потому, что оно обратилось к зрителю, его внутреннему диалогу с самим собой и эмпирическому опыту мышления.
Но заглянув внутрь себя, за тот самый бутафорский камин, мимо которого веками проходили мимо, зритель пришел в испуг и смятение. А если человек еще и сколько-нибудь образован, то – как в басне «Мартышка и Очки»: «А ежели невежда познатней, так он её ещё и гонит». Современное искусство сломало старую ширму бога, направив софиты непосредственно внутрь зрителя. И, как в фильме «Космическая одиссея 2001», получило реакцию приматов на обелиск – смесь гнева и страха.
В академическом искусстве мы полагались на кого-либо извне, и при соприкосновении с искусством у зрителя выстраивался образ Аполлона Бельведерского как предел прекрасного, а все, что не вписывалось в рамки этой красоты, было недостойно звания искусства. В современном же искусстве мы видим последние дней Помпеи – разрушение этого древнего идеала. Мы учимся смотреть на красоту и уродство обыденной жизни – той, что была с нами изначально (на эту тему советую изучить «Историю уродства» Умберто Эко).
Складывается впечатление, что по отношению к искусству наше общество пребывает в утопии, которую оно само себе создало как защитный эскапизм от реальности, не замечая реальную красоту вокруг и слепо повторяя за другими, по заученному, не замечая собственного когнитивного искажения и «синдрома утёнка», бездумно привязавшись к первым встреченным образцам искусства.
И выходит, что, с одной стороны, что искусство принадлежит народу, но с другой – что сам народ лишь повторяет чужие образы и идеи, не транслируя того, что он реально думает.
В итоге у зрителя складывается дихотомия:
«Академизм — это рай,
Современное искусство — это ад,
И ничего посередине, кроме работы на заводе».
Но ведь современное искусство нарушает прежние границы, чтобы подарить зрителю новый опыт зрения. Это, впрочем, конечно, порицается, так как в привычном сознании зрителя искусство продолжает жить по прошлому завету «быть красивым».
Когда зритель просит художника поместить искусство в некие границы, он только лишний раз демонстрирует собственное рамочное мышление, боясь выйти за иллюзорные пределы, которые сам же себе и создал.
Когда говорят, что современное искусство – это борьба с Богом, вспоминается фраза из прекрасного фильма «Остров» Павела Лунгина: «где есть вера, а где есть религия».
И современное искусство — это как раз про веру, но в себя.
