Миша Маркер — петербургский художник, который предпочитает оставаться в тени, редко появляясь даже на открытиях собственных выставок. В нашем интервью он рассказал о своей стратегии сохранения анонимности, а также о том, как искренность и ирония пронизывают его творчество.
Первые посты в твоем Instagram (прим. продукт корпорации Meta, признанной в России террористической организацией) датируются 2016 годом, когда ты переехал в Петербург и провел первую свою «выставку» на Сенной площади. Каков Миша Маркер был до этого?
У меня тогда не было инстаграма, только кнопочный телефон — я просто попросил друзей завести мне аккаунт, и они сами выкладывали туда мои работы. И только года через 2 я начал заниматься этим самостоятельно.
Вообще, “Миша Маркер” начал свое существование примерно с 2012 года. Именно тогда я впервые приехал в Питер и понял, что хочу рисовать. Тогда же я узнал, что есть такая профессия как иллюстратор — и для меня открылись новые горизонты. Начав работу во фрилансе под псевдонимом Миши Маркера, я занимался иллюстрациями, пытаясь наработать портфолио. Конечно, много своими иллюстрациями я не заработал и пошел по протоптанной дорожке во всякие там грузчики и прочие рабочие специальности, но желание рисовать все равно меня не покидало. Из инструментов у меня на тот момент был только ноутбук и мышка: на планшет совершенно не было денег. И я просто рисовал мышкой всякие корявые картинки в фотошопе. В итоге вся эта моя “кривость” и примитивная стилистика, получается, пошли именно от моей тогдашней бедности. Так, собственно, все и начало развиваться. Единственное, в моих первых работах было какое-то буйство красок. Сейчас же я по минимуму использую цвета и фактуры. Я работал на тот момент на стройке разнорабочим. Но для того, чтобы как-то продвигаться в арт-пространстве, мне нужно было общаться, взаимодействовать с людьми, а я всего этого вообще не хотел. Поэтому я подумал, вынесу-ка я свои работы на улицу — почему бы и нет? Так и родилась моя “выставка на Сенной”.
Твои уличные работы почти всегда закрашивают. Какую твою работу закрасили быстрее всех, если ты следишь за этим?
Закрашивают, на самом деле, не всегда. Единственное, мне до сих пор непонятны случаи, когда какие-то неравнодушные прохожие срывали мои работы, наклеенные на афишные стенды. Я понимаю, когда их переклеивают или заклеивают новыми афишами — это нормально, но почему кто-то решает просто оторвать кусок работы — для меня загадка. Причем это даже не зависело от сюжетов: многие провокационные работы могли спокойно висеть неделями, пока их просто не перекрывали новыми афишами.
В пандемию я вообще, помню, разыгрался: за месяц сделал и развесил 3 работы — и они провисели довольно долго, как мне кажется. Когда у меня возникает идея, мне хочется как можно быстрее ее реализовать — на улице или на холсте. Для меня важно поделиться ею сразу, потому что если задумки долго лежат (а некоторым моим идеям по 2, а то и по 4 года), то я уже с трудом могу подобрать им форму. Становится слишком сложно выбирать — реализовывать эту идею на холсте, на улице, использовать только текст или что-то еще к нему добавить.
Ты сохраняешь анонимность, не приходишь на открытия своих выставок — это довольно необычная стратегия для художника, ты сознательно ее придерживаешься?
Мне в принципе и не хотелось как-то особенно включаться в арт-тусовку. И до сих пор я остаюсь довольно закрытым, но это больше из-за отсутствия желания лишний раз общаться. Даже свое предыдущее интервью я давал года 2 назад. Это мое нежелание сейчас прослеживается даже в моих работах: все чаще у моих персонажей стал пропадать рот.
До интервью с тобой говорить мне совсем не хотелось. Как будто бы все уже давно сказано — все мысли уже озвучены более умными или профессиональными людьми. Вообще, если бы я хотел чего-то добиваться именно большим количеством слов, то я бы, наверное, на журналиста пошел или книгу написал, а так мне плюс-минус хватает того, что я высказываюсь через свои работы.
Некоторые художники любят комментировать свои работы, медиации проводить, а я вот, если честно, не могу: мне кажется, мои работы настолько прямые, что яснее и быть не может. Ну и да, конечно, есть у меня и свои комплексы, и страхи. Поэтому и не “свечусь” лишний раз. Большего внимания, конечно, хочется, но к своим работам, а не к себе. После этого разговора, наверное, еще год точно не буду интервьюироваться 🙂
Есть ли у тебя коллекционеры?
Да, есть. Например, одна московская семья приобрела уже больше десятка моих работ. А так мои работы покупают люди из самых разных стран.
Ты часто участвуешь в различных коллаборациях: какие особенности проекта могут побудить тебя в нем поучаствовать?
Обычно в коллаборациях тебе просто задают тему, внутри которой ты уже можешь делать все, что угодно. Наверное, это единственное, что для меня по-настоящему важно, — достаточная свобода решений и исполнения. Я могу попробовать сделать что-то уникальное для коллаборации, и если все получается и другую сторону это устраивает — то мы это делаем. Для меня важно, чтобы в мою сторону не поступало миллиона правок, потому что тогда собственно от меня в проекте вряд ли что-то останется. В этом есть, наверное, какая-то доля эгоизма — как будто только я знаю, как лучше. Но, с другой стороны, мое чутье меня действительно редко обманывает. Если работа у меня вызывает внутреннюю улыбку — значит все получилось, если же ее нет — значит не вышло: тут сколько правок ни вноси, ничего не изменится.
Страшно ли тебе быть художником в современной России?
Художником быть не страшно, страшновато в принципе. Я по жизни вообще много чего опасаюсь, поэтому я, наверное, не выделял бы конкретные рамки «художника», «России», «современной России». Для меня тревога и страх — это перманентные тараканы, которые постоянно только и делают что ползут в твою сторону. Причем ползают они настолько регулярно, что по итогу с ними уже просто свыкаешься.
Однако же работы ты делаешь остросоциальные.
Я бы сказал, что мои работы могут не понравится большому количеству людей, но лично мне они мне кажутся довольно-таки “лайтовыми” (прим. от англ. light ‘лёгкие’). Возраст уже, наверное, не тот, чтобы что-то радикальное писать, говорить или делать — хочется просто создавать что-то интересное. Искать вторые и третьи уровни смысла, а под ними — четвертые, пятые….
С остротой в своих работах на социальные темы я, как мне кажется, не перебарщиваю. Опираюсь на своего внутреннего цензора — и пока он меня не подводил. Если работы вызывает эту внутреннюю улыбку — значит делать можно. Причем я понимаю, что все эти истории общественного недовольства связаны скорее не с моими работами, а с личностью конкретных людей. Кому-то что-то очень не понравилось, в итоге он кому-то об этом донес или еще как-то нажаловался — так что прессинг в свою сторону я чувствую, но это скорее общий фон, присутствующий уже не первый год.
А ты когда-нибудь консультировался с юристом, перед тем как повесить работу на улице?
Нет, такого еще не было. Хотелось бы сказать, что да мол, мне вообще плевать. Но это не так. Радует только то, что сам себе на горло я пока особо не наступаю.
У тебя очень узнаваемый язык, и ты очень последовательно его применяешь. Свой фирменный шрифт и персонажей ты сформировал, как кажется, довольно давно. Экспериментируешь ли ты с этими компонентами своего языка?
Развитие моего языка есть, но оно действительно не кардинальное. Последняя моя выставка «Весна» мне в этом смысле очень понравилась. Там я почему-то наклонил шрифты, и неожиданно появился розовый цвет, хотя я раньше его никогда не использовал. Раньше мои шрифты были совсем ровные, потом захотелось хаоса. Сейчас он одновременно объединяет в себе обе эти черты.
Вообще , на данном этапе я задумываюсь о радикально других формах — о чем-то скульптурном. Задумываюсь об этом я уже очень давно, но, видимо, пока верх берет страх перед чем-то новым и неуверенность в своих силах. Хочется сделать сразу — и чтобы было пи*дато. Внутреннего нарцисса никуда не денешь — как только он внутри тебя поселился, так тут же начинает чего-то требовать. Мой вот требует, чтобы, если я возьмусь за скульптуру, то она сразу должна быть великолепной. Но пробовать, да, все же надо.
Возвращаюсь к вопросу о языке — да, я чувствую динамику и развитие, посмотрим, к чему это приведет. Когда я только начинал, у меня было условное разделение: на холстах я делаю более чувственные работы (про человека, себя и внутренние переживания), а на улице — что-то более социальное. Но сейчас эта граница стерта. Своих нынешних персонажей я люблю, прям обожаю. Очень рад, что они трансформировались — сейчас они совершенно искренние. Меня периодически спрашивают, что должен делать художник. Как мне кажется, он ничего не должен, кроме того, чтобы быть искренним. Искренность всегда затрагивает зрителя. Тебе могут, конечно , сказать“иди в ж*пу со своей искренностью”, но равнодушным, думаю, в любом случае вряд ли кто-то останется.
В интервью трехлетней давности ты говорил, что не присутствуешь вообще ни в каких соцсетях. Что-то изменилось с тех пор? Какой контент ты потребляешь сейчас?
Полностью от социальной сферы, конечно, абстрагироваться не получается. Постоянно читаю книги, смотрю фильмы, но этот вопрос всегда меня ставит в тупик. Потому что я ни черта не запоминаю названий. Могу вот сказать, что у меня есть любимая книга — «Мартин Идэн», а еще «Да здравствует фикус». На вопрос о любимом фильме дежурно отвечаю, что «Плохой Санта» в переводе Гоблина (прим. Д. Ю. Пучкова). А вообще я сейчас очень много потребляю всякого контента: по вечерам смотрю сериалы и фильмы, а на ночь читаю книги своей девушке перед сном — мы так и засыпаем.
Безусловно, я не нахожусь в каком-то вакууме, и от некоторых вещей мне, возможно, стоило бы даже отказаться, но, с другой стороны — какая на хр*н разница? Буквально недавно задумался, почему я трачу время на все эти книги и фильмы, но, с другой стороны, и что в этом такого? Я же не только на это трачу время, просто иногда нужно немного отвлечься от конструктивной деятельности — просто “потупить” и ни о чем не думать. В общем, пытаюсь гармонично “жить в эту жизнь”. Раньше я гнался за какой-то уникальностью, считал, что должен быть лучшим, но постепенно пришел к смиренной мысли о том, что, по большому счету, все уже давно придумано и сказано до нас. В то же время каждый человек уникален, как и его восприятие — на чем и можно сыграть. А вот глобально новых вещей я вряд ли скажу.
В твоей подписи две буквы М складываются в корону — это твой внутренний нарцисс дает о себе знать?
Подпись у меня появилась еще во времена фриланса. Конечно, изначально это просто сокращение псевдонима “Миша Маркер”. Просто две соединенных буквы “м”, никакой короны я там не подразумевал. Все совпадения исключительно случайны (загадочно смеется).
Искусство — это провокация?
Ну вот, а я так надеялся, что вопросов про искусство не будет. Не знаю. Человек невероятно многогранен: сегодня он захотел спровоцировать общественное мнение – и у него получилось такое искусство; через день же он захотел выплакаться — и вот его искусство уже совсем иное. Искусство — это провокация, это смех и еще миллион других эмоций и смыслов.
Как нельзя одним словом описать личность человека, так невозможно и однозначно оценить чью-то работу. Так что при всей многогранности искусства давать ему какое-то четкое определение — дело неблагодарное, да и у меня с этим никогда особо не клеилось. Я способен выразить что-то уникальное в своих работах, но вот мыслю я как совершенно обычный человек — не пусто в голове и на том спасибо, к философствованию не привык.
В целом, споры про искусство — это, конечно, замечательно, но, с другой стороны, и без них можно прекрасно обойтись. Успокойтесь и расслабьтесь — жизнь прекрасна.
А ты, кажется, оптимист.
Вообще нет, просто ты меня застала в удачный период. Я скорее пессимист. Просто не потерявший пока надежду на будущее.
