Татьяна Бродач – архитектор и скульптор, автор чувственных пластилиновых персонажей, в простоте которых скрывается сложное состояние покоя.
Вы как-то говорили, что архитектор – это особый тип мышления, он до сих пор вам присущ? Архитектура вторит пропорциям человеческого тела, одновременно подчиняя его себе. Появится ли когда-нибудь дом у ваших персонажей?
Мне кажется, я как раз приблизилась к «телу», когда сменила работу. Конечно, архитектура – это про человека, но искусство гораздо больше про человека, по крайней мере то, которым я занимаюсь. Нет, у них не будет никаких домов, но я всегда с удовольствием создаю пространство для них на своих выставках. Мне нравится делать общую инсталляцию, работать с помещением. Я люблю архитектуру, архитектура во мне навсегда, но, наверное, больше я ей заниматься не буду.
Когда смотришь на ваши скульптуры, кажется, что главная идея, заложенная в них, – это идея свободы, так ли это? Связано ли это с обстановкой, в который вы росли?
Думаю, вполне напрямую. Люди моего поколения родились в закрытой системе Советского Союза, и уже в сознательном возрасте стали свидетелями завоевания различных свобод. Отсюда это вечное ощущение несвободы и страх потерять свою отвоеванную волю. У меня патологическая реакция на все, что претендует на мою свободу, – на бюрократические сложности, например. Обретенная свобода это ведь не столько про внешние обстоятельства, сколько про внутреннее ощущение. Человек, рожденный в тюрьме, всю жизнь вынужден из себя выдавливать этого лишенного прав заключенного, это огромная внутренняя работа. Даже когда ты живёшь в свободном мире, оно продолжает в тебе сидеть.
Опосредованно я освобождаю себя через своих персонажей: я леплю их, пытаясь сделать так, чтобы они полюбили себя и своих партнеров по сцене. Это бесконечное принятие и освобождение себя однозначно связано с моим советским детством.
У некоторых ваших персонажей есть имена, стоят ли за ними истории из жизни?
Это была исключительно техническая задача. Я никогда не даю имена моим персонажам, но когда мы завершили первую серию с Seletti (итальянская компания по производству предметов внутреннего интерьера – прим. ред.), они попросили меня как-то их обозначить. Нумерация запутала бы нас еще сильнее, поэтому пришлось им дать хоть какие-то имена. Не мудрствуя лукаво, я дала им имена моделей, которые позировали для этих работ.
Для меня все мои персонажи – это в какой-то степени я или зритель, у них нет лиц, мне не хочется давать им паспорт, ими может быть кто угодно.
Я даже никогда не задумывала им лица, для меня важнее язык тела. Позже, когда стала их фотографировать, я поняла, что когда у персонажа нет лица, его проще назначить собой.
Кто вас вдохновляет? Есть ли любимый творец?
Конечно, их много. Я часто смотрю документальные фильмы на YouTube про разных художников. На днях была в Париже, на совместной выставке моих любимых Матисса и Хокни. Давно хочу и боюсь заняться живописью, и вот Хокни и Матисс меня здорово раскрепощают. Вчера закончила биографию Марины Абрамович и в восторге от этой книги, – столько общего у нас. Я всё время что-то подобное читаю, смотрю, мне важно чувствовать себя частью контекста. Здесь, в Милане, нет никакого сообщества художников, поэтому это мое сидение в YouTube и чтение книжек дарят мне ощущение того, что я не одна такая.
Возможен ли путь, который вы прошли в Милане, на русской почве?
Не знаю. Милан всё же город дизайнеров и моды.
Я скорее намекаю на успех вашего пути.
Просто так получилось, что я работаю с одной из крупнейших компаний в дизайне. Но трудно сказать, я не занималась искусством в России. Мне кажется, у русских художников сильнее творческая энергия.
Недавно говорили с одним знакомым французом на тему художников и эмиграции, и он сказал мне: «Единственные, кто способен на высказывания сейчас, – это художники Восточной Европы, Азии и Африки».
И действительно, у нас нет молодых актуальных художников из Старого Света.
Однажды Маурицио Каттелан увидел ваши работы в инстаграм, восхитился и пришёл к вам в мастерскую, верно?
«Восхитился» – слишком громкое слово. Ему просто понравилось, и он пришёл. Пришёл вместе со Стефано (глава компании Seletti – прим.ред.), и они предложили мне работу. Конечно, было приятно. И неожиданно.
Думаю, очень сильно понравилось, раз он лично пришёл (смеётся).
Милан – город маленький, почему бы и не зайти (смеётся). В мастерской тогда был ремонт, я позвала их домой и сделала гигантскую инсталляцию. Жутко переживала, разболелась спина. Не знала, о чём пойдёт речь. Они мне предложили «нести искусство в массы». Интересно, что Seletti до этого не делали ничего подобного, а сейчас, уже второй наш совместный проект «Лампы», мы создаем интерьерные предметы утилитарного назначения.
Вам импонирует идея «искусства в массы»?
Да, это и было основным аргументом Маурицио. Он мне говорил: “Представь, как будет круто! Твои работы – в домах по всему миру!» Так и получилось. Мне постоянно присылают истории о том, какие близкие отношения складываются у людей с моими фигурками.
Вы продолжаете этот проект?
Мы только что выпустили серию “Лампы”. Абажуром для наших ламп служит простыня, взлетевшая над теми самыми человечками. По-моему, вышло здорово. Я очень довольна.
Как вам кажется, в чем секрет популярности ваших человечков?
Хороший вопрос. Не знаю. Зрителя всегда трогает искренность. Я начинала лепить в качестве терапии, решая свои проблемы за счёт действий с персонажами. Мои человечки сделаны с одной ясной целью, поэтому в них нет ничего лишнего и зритель сразу считывает, “что болит”.
Мои персонажи находятся в том состоянии мира и покоя, которое я хочу обрести сама. Меня интересует пауза – момент, когда они остановили движение и могут что-то почувствовать.
Эта потребность в любви и покое, отраженная в моей лепке, абсолютно прозрачна для зрителя.
Как давно профессия стала вас полностью обеспечивать?
Я не могу сказать, что она меня полностью обеспечивает. Я этим занимаюсь 9 лет, из них только в последние 3 года я могу сказать, что зарабатываю своей профессией. У меня есть дополнительные источники дохода, которые помогают платить по счетам. Я всегда имела заработок от продажи своих работ, просто за последние года три он вырос, что связано с выставками.
Что бы вы сказали в качестве слов поддержки художникам, которых беспокоит невозможность зарабатывать собственной практикой долгие годы?
Мне кажется, сейчас намного больше возможностей для художников зарабатывать своим искусством, чем, например, 20 лет назад. Я придерживаюсь мнения, что ты являешься художником, если ты не можешь им не быть, потому что это делает тебя счастливым. Если самое важное – заработать много денег, то пора менять профессию. Если просто нужно заработать денег, достаточно найти подработку, и продолжать заниматься искусством. Важно помнить, что, как и в любом деле, здесь важна настойчивость.
Марафон выигрывают те, кто просто не сошёл с дистанции.
Вы умеете продавать себя? Есть ли в вас эта жилка?
Нет, во мне вообще нет этого. Ужасно не умею и не люблю себя продавать. И в целом не люблю говорить о деньгах. К слову, проект с Seletti – это не сильно денежная история, хоть и кажется наоборот.
Тому виной жадность Seletti?
Нет, тут виновата парадигма, в которой работают все дизайнеры: они получают роялти – процент от того, что сами спроектировали. Как правило, у дизайнеров много проектов, и они от всего получают роялти, что складывается в нормальные деньги. В нашем же проекте довольно скромные тиражи, это больше про то, чтобы о тебе узнали, чем про деньги.
В каком материале вам больше всего нравится создавать ваших героев?
В пластилине, конечно. Он ведь очень красивый, немного прозрачный, будто кожа, к тому же я люблю снимать видео, пластилин для этого идеален. Для пластилиновых фигурок я обычно делаю лайтбоксы. Во-первых, для защиты от пыли и повреждений, а во-вторых, чтобы подчеркнуть светом эту самую прозрачность пластилина.
Вы писали, что не видите свои работы в формате города, потому что они созданы для интимного, камерного восприятия. Может, всё-таки есть какие-то более закрытые места в городе, где они могли бы существовать, в парке на скамейке, например?
Нет-нет-нет. Мне иногда снится ужасный сон, как я голая иду по улице и чувствую себя жутко неловко. У меня ощущение, что если я где-то на скамеечке посажу своих героев, то им будет так же неловко, как и мне в этом сне. В городском пространстве их нагота неуместна, а мне не хочется делать их одетыми. Я бы могла сделать для городской среды какой-то другой проект, вероятно, там даже были бы схожие черты. Но мои голые люди должны быть в таком пространстве, где они будут чувствовать себя адекватно.
О каком заказе вы мечтаете?
Я мечтаю не о заказе, я мечтаю о хороших выставках. Это ведь самое интересное для художника – создать историю, как для режиссера – спектакль. Нет ничего лучше, чем когда тебя хотят выставить и у тебя есть возможность показать работы в хороших местах, и чтобы тебе с этим помогали хорошие кураторы.
