О тонкой чувствительности и жирных кинках, врожденном низком кортизоле и высокой всеобщей недолюбленности – Маша Круговая, признанный петербургский эротический фотограф.
ST: Твои фотографии настолько чувственные, возбуждающие, с живым нервом. Кажется, за кадром более, чем горячо. В интервью ты говоришь, что вы за кадром очень часто смеетесь, хулиганите. Ты не скрываешь, что это постановочные кадры. Есть такое выражение «зрителя не обмануть», получается, что, всё-таки, можно обмануть?
МК: Да! Я ещё отчасти это делаю и так браво об этом говорю, чтобы тревогу снять у потенциальных клиентов, которые хотят сфотографироваться. Потому что у нас есть эта раздражающая романтизация натуральности в кадре, что «камера не лжёт» …и люди приходят в страшный стресс. Я должна дико возбудиться на кадр? – Нет, ты вообще никому ничего не должна, вообще никто никому ничего не должен. Хочешь, мы просто откатим тубе в угол – будешь лежать и отвечать на сообщения, а я найду, что поснимать.
ST: Когда заходишь к тебе в комментарии, там похвалы текстам не меньше, чем фотографиям. Часто у тебя в словесной палитре присутствует мат. Интересно, основной ли это цвет? Если отказаться от этой краски, тексты уже не твои будут?
МК: Его можно исключить, его нужно исключить. Я сейчас сильно работаю над этим, но меня бесит, когда не я придумала, что его нужно исключить. В такие моменты у меня просыпается подростковый протест. Если отпустить этот протест, то я бы сказала, что можно отказаться, и тексы можно сохранить. Я не думаю, что тексты держатся на матюках. Но я не буду из вредности оттуда ничего убирать!
ST: Как ты пишешь тексты, как ты фотографируешь, как даёшь интервью, как показываешь себя в сторис, как выглядишь – от этого всего создаётся мощное ощущение, что ты не стараешься никому понравиться. Что за этим стоит?
МК: Желание понравиться!
У меня плохой вкус, я просто знаю, как понравиться
ST: Понравиться тем, кому нравятся те, кто не хочет понравиться?
МК: Да-да-да. Я очень хочу понравиться, я очень стараюсь понравиться. Я просто понимаю точно, что я теряю очень много баллов, когда я напряженный гусь, я на арене, когда я супер-вежливая. Ну мне прям плохо, я вижу, что сразу я никому не нравлюсь, а я хочу всем понравиться. Весь инстаграм, все тексты кричат «заметьте меня, полюбите меня, я же такая смелая, такая дерзкая, такая маленькая и напуганная девочка…», я же отдаю себе отчёт в этом.
ST: Откуда оно? Из-за недолюбленности?
МК: Ты много долюбленных встречала на территории бывшего СССР?
ST: Через линзу фотоаппарата тоже чувствуешь, что всем не хватает любви?
МК: Да, чувствую. Я только хочу избежать здесь патетики по типу «ах бедные, недолюбленные девочки, мальчики, дети, ах я вас всех вижу» — это не так. Многие из тех, кого я снимаю, прошли колоссальный путь, чтобы себе эту долюбленность дать.
У меня от природы плохое настроение
ST: Любишь пострадать?
МК: Хлебом не корми… Но на самом деле – нет, я так говорю, как будто, чтобы принять себя недолеченную. Если бы я так уж любила пострадать, я бы не вбухивала столько денег в терапию. Я недавно узнала, что со мной всё нормально, что бывают такие люди, которые тратят, а я трачу очень много усилий только на то, чтобы мне было нормально, просто нормально. У меня кортизол с рождения шарашит высокий и от природы плохое настроение. Я от природы не в духе. Вот, например, что я сегодня сделала с утра, чтобы мне было просто «норм». Я сделала практику shake off, этому меня в драм – кружке научили. Когда тебе страшно, ты собираешься на какое-нибудь интервью и тебе нужно продрожать по-настоящему, как животное, чтобы снять с себя напряжение. Ещё это помогает проваливать отёк в декольте, кстати. Также я принимаю витамины для мозгов, медитирую, делаю упражнения, принимаю контрастный душ. Это просто для того, чтобы было норм, хорошо я уже не прошу. Поэтому, говорить, что я люблю пострадать – не верно, я бы всего этого не делала, если бы так любила страдать. Это скорее помогает мне поржать над своим устройством тяжелым. Просто я не в духе с трёх лет уже.
ST: Есть ощущение, что масштаб заработка и популярности с твоим талантом мог быть в разы больше. Звучит «не секси». Я говорю это как гипотезу, без оценки хорошо/плохо. Твой ли это выбор, взяла ли ты ответственность за это, или это всё петербургское «давай завтра», как ты назвала петербургскую инертность в интервью Павлу Дягилеву?
МК: Я думаю, что это лень, конкретно. Потому что я очень хочу славы и денег.
ST: Любишь деньги?
МК: Деньги люблю, уж очень они мне нравятся. Нет такого, что я бессеребренница. Просто для меня съемка обычная, коммерческая – это очень тяжелый стресс, и я не могу такое часто с собой проворачивать, а редко – могу. Мне кажется, что я могла бы покруче. Есть люди, которые говорят: «ну встань утром на съёмочку, ты себе Byredo купишь, аромат, который ты давно хотела», а для меня этот пример вообще не работает. Это с одной стороны, с другой – ты понимаешь, нужно окружить себя командой, или как мне говорят «чё ты ретушера не наймешь?». Я встала однажды в 10 утра, сижу, думаю, как нанять ретушера, я устала через минут 20. Мне нужен какой-то продюсер, который возьмет меня за ноздри и скажет: «Маша! Завтра в 9 утра стоишь там-то, в руках держишь справку такую-то» – так я могу. Сама я не знаю даже с чего начинать.
ST: Есть в истории фотографы, чей профессиональный путь тебе симпатичен?
МК: Самые любимые – это где им удача на голову свалилась, типа как у Хельмута Ньютона.
ST: Она же сваливается, когда ты в 10 утра встал, со справочкой постоял…
МК: Постоять за справочкой нет проблемы. Я на самом деле исполнитель, я буду делать, и в итоге будет все получаться. Видишь, какая инфантильная позиция.
ST: Ты тщательно готовишься к каждой съемке, проводишь зумы, всё уточняешь. Чувствуешь ли ты, что со временем становится легче всё это проворачивать, есть ли какие-то внутренние изменения?
МК: Нет, я уже давно ною, на каждом мастер-классе. У меня никогда не было большой любви к этому и сейчас её все меньше и меньше. Нет такого, что я что-то поняла и мне стало легче, наоборот, я чем больше понимаю, тем мне тяжелее работать. Тем быстрее я вижу сразу то, куда нельзя. Раньше же ты такой смелый, дерзкий, пришёл на съемку, перепутал что-то. Я вот однажды ошиблась, переодела девушку не в то платье, она напряглась ещё больше, села колом, а мне было пофиг на это, я могла это даже не заметить. А с опытом, ты уже начинаешь быть осторожней, мнительней, я уже понимаю, вот сейчас я там не удачно пошутила и начинаешь потом брать на себя всё, всю боль, разводы… Такое ощущение, что снимать стало тяжелее, мне лично.
Чем больше понимаю, тем мне тяжелее работать.
ST: Есть мысли о смене поля деятельности?
МК: Мечтаю. Не знаю куда. Хочу профессию, где я пришла бы в дурном настроении, наорала бы на кого-то, и все такие: «ну ладно, просто человек такой сложный, кортизол у неё», чтобы от этого мой заработок не зависел никак. Но когда передо мной оголенный нерв, девушка, которая решила раздеться, которая стесняется, я не могу ничего сделать, я её искренне люблю.
ST: У тебя есть внутри противоречивость, без которой не было бы твоей фотографии, какая она есть, и из-за неё ты мощно рвешь шаблоны.
МК: Комплимент принимаю! Я считаю, что нормально переобуваться каждые пять минут, я лично переобуваюсь постоянно.
ST: Тогда главная претензия будет, что у тебя нет морального центра, раз переобуваешься.
МК: Я боюсь людей с жесткими принципами, это очень ленивые люди. Им лень думать в каждой конкретной ситуации, поэтому у них есть ряд принципов, которым они следуют всегда и везде. Когда тебе не лень каждый раз думать и чувствовать, собираться и вникать в ситуацию, тогда у тебя нет принципов, получается, что ты в каждой конкретной ситуации пытаешься найти решения. А людям с принципами, с их «я никогда не…», им же лень просто и всё.
