Экспрессия минимализма

Арик Миранда – израильский художник с мировым именем. Он рассказал нам о музыке как главном источнике своего вдохновения и о том, как в своих работах он старается свести к минимуму любую экспрессию, сосредотачиваясь на чувствах и эмоциях в их чистом виде.

Интервью: Азенс Анна

Какие аспекты вашей жизни важно знать зрителю, чтобы лучше понять ваши работы?

Я думаю, здесь важно учесть два основных аспекта – во-первых, то, что я довольно смешанного происхождения. Несмотря на то, что все члены моей семьи – евреи, приехали они в Израиль из разных стран. Отец моей матери приехал из Сирии, мать моей матери – из Египта, а родственники по линии отца – из Греции, причем изначально они родом из Португалии. Так что, в некотором смысле, я одновременно еврейский и интернациональный художник. Это особое обстоятельство вновь и вновь заставляет меня задавать вопросы о собственной идентичности – идентичности, которая позволяет мне чувствовать себя как дома в любой стране Европы или в США и в то же время быть полностью связанным со своими корнями.

Второй важный момент – переезд и кардинальная смена обстановки в подростковом периоде. Мое детство началось в обычном городе, где я рос в окружении людей с таким же средним достатком, какой имела и моя семья. Однако когда мне было 11 лет, мы переехали в новый город – эдакий израильский Беверли-Хиллз. В экономическом плане для моей семьи ничего не изменилось, поэтому мы продолжали жить в обычной квартире, вот только теперь я жил среди чрезвычайно богатых людей. Этот опыт оказал огромное влияние на мое воспитание.

Вы известны своей работой с фотографией, но недавно у вас была выставка графики. Ассоциируете ли вы определенные темы с конкретными техниками?

Можно сказать и так. Я начал свою карьеру довольно неожиданно: я никогда не был ребенком, который рисовал или мастерил что-то, и начал рисовать только в 19 лет. Я бы сказал, что я скорее художник, чем фотограф, но я не люблю загонять людей в рамки “техник” или “областей искусства”.

В целом, я художник и я создаю работы, которые можно описать как графику и живопись. Лишь в последнее время я начал включать в свои работы фотографию и видео. Но даже когда я это делаю, то стараюсь подчеркнуть, насколько все взаимосвязано, чтобы зритель воспринимал все элементы работы как единое целое. Я делаю фотографии, печатаю их, а затем работаю над ними – добавляя живописные элементы или изменяя цветовую гамму.

Я думаю, что занятие искусством схоже с музыкальной карьерой: вы создаете группу и готовите свой первый альбом, за ним второй, третий – и вот у вас появляется коллекция собственной музыки. Так же и в искусстве – в конце концов, сферу собственных интересов можно разглядеть только через призму своих же работ.

Какие проекты вы считаете наиболее важными в своей карьере?

Мою первую и последнюю выставки. Ровно 20 лет назад я работал над своей первой и самой важной выставкой в качестве молодого художника. Это была выставка для Тель-Авивской студии художников, очень влиятельного места в Тель-Авиве. Я работал над этой выставкой около года, но когда до нее оставалось 2-3 месяца, произошли две вещи.

Во-первых, я съездил в путешествие по Европе, где вживую ознакомился со многими работами – в том числе с Шагалом и японскими художниками, такими как Хокусай. В результате, я начал задумываться о связи между японским и еврейским искусством. Наше искусство, которое мы называем иудейским, в своих работах сильно связано с нашими традициями, а еще больше – с верой и моральными ценностями. Аналогичную сильную связь я увидел и в японском искусстве.

Во-вторых, когда я вернулся в Израиль, он был охвачен террором. И те абстрактные геометрические картины, которые я готовил к своей выставке, теперь казались не такими уж актуальными. В итоге я начал рисовать новые картины – очень минималистичные и скромные, даже по своим масштабам. Однако в то же время эти картины смогли отразить мои мысли о происходящем хаосе и рассуждения о том, почему мы должны создавать искусство в то время, когда люди умирают.

Какое значение имеет искусство для людей, когда все кажется вопросом жизни и смерти? В конце концов я заменил всю свою выставку для Тель-Авивской студии художников на эти новые рисунки. Это был огромный риск, и я никогда не делал ничего подобного раньше. Пространство было огромным, и вся моя выставка казалась крайне минималистичной. И все же я не мог не следовать своим внутренним ощущениям. Думаю, именно тогда я и обрел свой собственный язык. Удивительно, но та выставка была очень успешной: многие из тех работ попали в частные и музейные коллекции в Израиле и по всему миру.

И вот теперь, во время нынешней войны, разворачивающейся в Израиле прямо сейчас, я решил показать работы с той старой выставки, буквально в течение пары дней. Моей главной целью было показать, что эти работы так же актуальны, как и 20 лет назад, и заставить людей задуматься – что этот факт может означать для нас как для человечества. Повторный показ этой выставки в итоге оказался очень важным, по крайней мере, для меня лично – и заставил меня вновь задуматься о собственном пути в это непростое время.

Если говорить о вашем собственном языке, сформировавшемся на той первой выставке, — то как бы вы его определили?

Я всегда вначале обдумываю слова, образы и чувства, важные для меня в определенной ситуации, а затем сокращаю их до минимума. Первый этап творчества сложен сам по себе: определить, что является более или менее важным для работы, а что – и вовсе существенным. После этого я начинаю (подобно Малевичу) уменьшать “белый шум” – пока не приду к самому минималистичному выражению, какое только возможно. С этой точки зрения, я искренне восхищаюсь японским искусством с его способностью запечатлеть самые интимные и тонкие оттенки чувств при помощи минимальных средств выразительности. В каком-то смысле это похоже на написание хорошей поп-музыки: очень сложно создать песню длиной менее трех минут, способную тронуть сердца миллионов людей.

Ваша графика кажется созвучной работам Александра Колдера, а стиль живописи благодаря точному использованию цвета отсылает к античной или, возможно, восточной технике. Не могли бы вы поделиться своими любимыми художниками или источниками вдохновения?

Во-первых, я просто обожаю Александра Колдера. Я познакомился с огромным количеством его работ во время путешествия по Швейцарии и Лихтенштейну. Мне нравится ощущение хрупкости, прекрасно переданное в его работах, а также повсеместная и динамичная природа.

Если говорить об источниках моего вдохновения, то я должен начать с Караваджо, который в моих глазах является олицетворением подлинной магии – а именно, силы чувственности. По тем же причинам я люблю Марка Ротко, Гилберта и Джорджа, они оказали на меня немалое влияние.

Есть также израильский художник по имени Моше Кастель, чьи работы занимают особое место в моем сердце. Он собирал камни в горах Иерусалима, затем перемалывал их и использовал эту пыль для создания картин, больше похожих на барельефы, поскольку их можно потрогать. Это очень глубокое и чувственное искусство.

Но больше всего на меня влияет музыка. Мои любимые группы – The Pet Shop Boys, The Smiths и Saint Etienne. Для меня они представляют совершенно уникальный тип музыки. Этим музыкантам удается создать нечто настолько многослойное и влиятельное, что в это трудно поверить. Для меня их музыка похожа на любовь, на магию, на источник всего – на то, что может повлиять на жизнь отдельного человека и подарить тепло миллионам людей.

То, как творили искусство Караваджо, Марк Ротко, Гилберт и Джордж и многие другие, чьи имена я могу упомянуть, – так эти музыканты играют музыку. И для меня это – источник настоящей, искренней зависти. Если бы не был художником, я бы наверняка стал музыкантом.

Как, по вашему мнению, ваше искусство влияет на аудиторию и общество в целом?

Единственное, чего я хочу добиться своим искусством, — это подарить своим зрителям мгновение уюта, минуту теплоты и облегчения. На этом все. Большего и просить нельзя.

Вы побывали во многих резиденциях, построили отличную карьеру и продолжаете развиваться. Есть ли у вас какой-нибудь совет или вдохновляющие слова, которые вы могли бы передать молодым художникам?

Я преподаю искусство уже почти 20 лет, так что мне посчастливилось увидеть эту сферу с двух сторон. Одна из вещей, которую я никогда не забуду, — это годы после окончания академии: когда ты думаешь, что ты уже кому-то нужен, а на самом деле тебя никто не ждет. Во время учебы всегда кто-то с завистью смотрит на своих более успешных однокурсников, — но это огромная ошибка, потому что в попытках догнать кого-то ты можешь потерять представление о том, зачем ты вообще вошел в сферу искусства. Никогда не забывайте о том, что вы уникальны.