Мы поговорили с художником и куратором Артуром Голяковым об опыте создания и развития собственных арт-площадок в разных городах России, а также о специфике их функционирования.
Артур, у тебя есть опыт создания выставочных площадок для своей группы в Краснодаре (Plague Space) и Казани (Plague Office). Расскажи, как ты встраивался в арт-среду в обоих случаях? Сильно ли отличаются арт-тусовки между собой?
До возникновения нашей группы Plague я почти 15 лет рисовал граффити и участвовал в различных выставках и фестивалях под псевдонимом.
Несколько раз в год я участвовал в каких-то мероприятиях в Москве и поэтому практически не интересовался арт-средой в Краснодаре.
Во многом это связано с тем, что построение карьеры в граффити-субкультуре устроено довольно незамысловато: можно быстро разобраться, что к чему, и выработать собственную стратегию. Но главным, наверное, является постоянная конкуренция с коллегами – причем география конкуренции должна разрастаться, поэтому я и ориентировался скорее на Москву и другие города.
В 2014 году я стал участником первой стрит-арт биеннале «Артмоссфера» и именно там я впервые серьезно задумался о том, что же такое искусство и как моя деятельность с ним соотносится – начал читать книги по философии, статьи об искусстве и т.д.
Мое восприятие и понимание искусства начало меняться, и я начал контактировать с краснодарской арт-средой. Тогда я отправился в школу в ЦСИ Типография, созданную арт-группировкой Зип, организовал у них сольную выставку и поучаствовал в групповых, но по-прежнему продолжал работать под псевдонимом.
В какой-то момент я и мои будущие коллеги из Plague захотели делать то искусство, которое еще нигде не было представлено. Встретив непонимание со стороны весомой части краснодарской арт-сцены, мы поняли, что, по всей видимости, мы пока движемся в разных плоскостях – поэтому на начальном этапе вопрос о встраивании в арт-среду в Краснодаре нас не сильно интересовал. Так продолжалось до самого открытия нашего пространства Plague Space, пока мы уже сами не захотели формировать сообщество и повестку.
С 2016 года я начал регулярно посещать Казань, и на данный момент живу здесь уже четвертый год.
Именно в Казани в 2018 году я сделал свою первую сольную выставку под настоящим именем. Она проходила всего один вечер – в помещении, где я делал коммерческую роспись стен, которую затем и использовал в своей выставке в качестве фона. Пришло тогда около 10 моих казанских знакомых. Этот опыт и моя основная на тот момент работа (коммерческая роспись интерьеров и фасадов) послужили толчком для создания Plague. Первые наши выставки проходили в барах, кафе, заброшенных зданиях и просто общедоступных местах – например, в водонапорной башне инженера Шухова в Краснодаре, сделать выставку на вершине которой нас пригласили участники арт-группы КЮС.
Долгое время в Казани я просто знакомился с разными людьми, не очень понимая, как встроиться в локальную среду. В 2021 году сюда приезжала художница и моя близкая подруга Настя Васильева, с которой мы делаем совместный кураторский проект “2277 club”, – и мы организовали off-site (прим. ‘вне площадки’) выставку в снегу в черте города. В назначенную дату была очень суровая погода с -29°, и выставку посетили всего несколько человек. Но чуть позже в том же году, благодаря знакомству с Кириллом Маевским, мы организовали выставку во дворе ЦСИ Смена совместно с номадическим проектом Sinkhole Project из Балтимора – позже она переросла в проект Смена Х Plague. В следующем году мы продолжили это сотрудничество, а в декабре сделали выставку Terminal B в основном выставочном пространстве ЦСИ Смена. Сейчас я продолжаю активно сотрудничать с ребятами из Смены: недавно мы провели воркшоп-лабораторию для молодых казанских художников, а на днях объявили о ее новом этапе. Также в прошлом году я предложил коллегам из Plague взять в нашу команду казанскую художницу Зухру Салахову, с которой мы открыли Plague Office.
Казанская среда кажется мне очень перспективной и благоприятной – более открытой к новому, даже если это новое пока не слишком понятно.
Формат ваших пространств тоже отличается: в Краснодаре Plague существует в формате “белого куба” (прим. white-cube), в Казани же это открытые мастерские типа artist-run space (прим. самоорганизованное выставочное пространство). Что повлияло на выбор формата в каждом городе?
White-cube – это скорее термин, называющий то, как выглядит пространство, и в обоих случаях это все-таки формат artist-run space – то есть обе площадки делаются художниками на собственные средства.
Первые два-три года существования Plague как кураторского коллектива мы были полностью ориентированы на международное арт-сообщество и делали в основном off-site проекты, редко – выставки в галереях, но нам всегда хотелось поработать со “стерильным пространством”, которое бы идеально подходило для показа тех художников и искусства, с которыми мы имеем дело. Нам хотелось создать в Краснодаре такое место, которое бы выглядело как галереи в Нью-Йорке, Берлине, Лондоне… По какой-то причине в России таких галерей практически нет.
Сначала я долго думал об открытии галереи в Казани и даже какое то время искал подходящее место, но в итоге все произошло в Краснодаре, в рамках деятельности Plague.
А в прошлом году мы с Зухрой Салаховой задумались об открытии подобного пространства в Казани. В обсуждениях с коллегами из Plague мы твердо решили, что если уж запускать новую площадку, то она точно не должна дублировать уже существующую в Краснодаре – ни внешне, ни концептуально. Мы немного устали от работы с “белым кубом” и жесткого расписания выставок. Захотелось создать проект, открытый к экспериментам и функционирующий в более расслабленном режиме: где будут проходить не только выставки, но и какие-то другие события в формате project-space (прим. проектное пространство).
Ты сотрудничаешь с иностранными художниками и планируешь проекты за рубежом – расскажи подробнее о том, как происходит коммуникация?
Наше сотрудничество началось после First Blood – первой выставки Plague, о которой писали в Tzvetnik и на многих других интернет-площадках. После этого нам написал художник Мирко Канези с предложением сделать выставку в Edicola Radetzky (бывший газетный киоск в центре Милана, в котором регулярно проходят выставки) – и мы согласились. Ещё мы совместно с Tzvetnik организовывали выставку EXE в Краснодаре, и для неё они привезли работы иностранных художников. Так постепенно в нашем поле зрения начали появляться новые имена: некоторые писали нам сами, хотели поучаствовать в наших проектах или сделать что-то вместе; кому-то писали мы и приглашали в свои выставки.
Первый год процесс коммуникации развивался как снежный ком – каждая новая выставка давала новые связи и мы просто шли вперед, соглашаясь практически на все предложения. Главное, на что мы смотрели при выборе людей для сотрудничества, – это движемся ли мы с этими художниками, кураторами или площадками в одном направлении и схожи ли наши подходы к производству искусства и его презентации.
Позже мы сосредоточились на работе с художниками, которые, помимо своей личной карьеры, параллельно развивали какие-то другие проекты (например, artist-run или off-site инициативы).
Постепенно все это превратилось в обширную международную рабочую сеть художников, кураторов и галерей из множества городов, среди них: Милан, Брюссель, Берлин, Лейпциг, Лондон, Перт, Гонконг, Осло, Нью-Йорк, Балтимор, Сиэтл, Прага, Париж, Стамбул, Афины, Бухарест и другие.
Ты развиваешь независимые пространства, которые способствуют демократизации искусства, расширению поля его распространения. А как ты относишься к классическим институциям? Ты не считаешь, что они устарели в нынешнем виде?
С какой-то стороны мы, наверное, можем и Plague назвать классическим примером институции, во всех ее проявлениях. У институализации вообще есть свои плюсы и минусы. Наши проекты могут быть очень мобильны и гибки, мы сами решаем кого и как показывать – что мы, вероятно, еще не скоро увидим в крупных галереях или музеях, однако для нас все и всегда упирается в бюджеты.
Крупные же институции, наоборот, довольно неповоротливы и обычно показывают то, что уже стало понятно и доступно для широкого круга зрителей, однако у них есть возможность делать большие выставки. Речь просто о разных целях и задачах. Много что в музеях или ЦСИ выглядит устаревшим или не работающим сегодня – тем не менее там могут быть хорошие выставки или события, которые посетят большое количество зрителей.
Какие темы сейчас ты развиваешь в своей личной практике? Повлиял ли на неё опыт кураторства большого количества проектов?
Мне всегда хотелось, чтобы в том, что я делаю, отсутствовал стиль, чтобы визуальная узнаваемость сменилась считыванием основных тем и приёмов, которые присутствуют во многих моих работах. Однако со стороны, наверное, это не так очевидно, и моя практика может восприниматься совершенно в противоположном ключе – ведь я часто работаю сериями и или даже беру какой-то фрагмент из одной выставки и переделываю его в работу для другой.
Для меня важно, что такое частое воспроизведение одних и тех же образов существует для меня параллельно с созданием единичных работ, выбивающихся из общего потока или, наоборот, подкрепляющего этот поток за счет своей инаковости. Например, за последний год я сделал две сольные выставки, в которых было много черно-белых пицц: в первом случае сделанных из пенополистирола, а во втором – из настоящих, окрашенных аэрозольной краской. В промежутке же между этими двумя выставками была создана синяя пицца в золотой коробке, существующая в одном экземпляре. Все эти три проекта развивают разные темы, но у них много общего и имеются свои концептуальные пересечения.
Такой подход к созданию работ коррелирует с интересующей меня темой повторения, которая перетекает в исследование устройства субъектности и бытового и религиозного мистицизма – скрытых в обсессиях и ритуализированных бытовых действиях. Особенно интересны для меня эти процессы в сбоях – в ошибках и неудачах, в нарушениях привычных последовательностей, что ставят вопрос о границах профанного и сакрального и даже о возможности существования некоего концептуального аппарата для регистрации Божественного вмешательства, или чуда.
Кураторство и личная практика – это сферы моей деятельности, которые я воспринимаю как иногда пересекающиеся и дополняющие друг друга.
Некоторые работы и идеи в моей художественной практике возникли благодаря кураторскому опыту, а иногда после курирования групповой выставки я осознаю, что хочу развить некоторые темы уже в своем проекте. Бывают и противоположные ситуации – когда я работаю над групповой выставкой, отталкиваясь от своего произведения, потому что тема, затронутая мной, может быть дополнена или показана с других точек зрения.
