Пост-интернет — искусство, которого не было

Пост-интернет искусство — специфическое международное художественное явление, которое развивалось с конца 90-х до середины нулевых и оказало сильное влияние на искусство, последовавшее за ним. Перешедший в разряд полностью институционализированного художественного направления в 2016 году, пост-интернет уступил место новым художественным поискам, оставив после себя достаточно хорошо проработанную теоретическую базу и большое количество узнаваемых эстетических находок. Художники, которые работали после 2016-го года, отталкивались от поисков пост-интернет авторов, и развивали уже собственные ходы. В свою очередь, в локальном российском контексте движение пост-интернета по определенным причинам не смогло найти почву для своего развития. Вероятно, это не может не повлиять на то, как будет выглядеть современное искусство в России в ближайшее десятилетие. Может ли провал на месте последнего на данный момент крупного, резонансного и узнаваемого художественного течения стать очередной проблемой на пути развития российского искусства и его включенности в международный контекст?

Пост-интернет искусство — последний к текущему моменту художественный «-изм» с ясно очерченной теоретической и формальной рамкой. Главным исследовательским интересом его авторов была проблематизация границы между цифровой и физической средами, а их магистральной позицией — то, что такую границу сегодня уже едва ли получается провести. С момента возникновения Web 2.0, когда пользователи начали активно генерировать в сети собственный контент, со времени широкого распространения графических редакторов и удобных смартфонов, повсюду протянутых оптоволоконных кабелей и глобальной оцифровки мира в формате Гугл-карт, все, что начало появляться вокруг нас, стало так или иначе связано с тем, как устроен интернет, и тем, каких цифровых монстров эта технология способна породить. Помимо этого, второй важной темой для пост-интернет художников стал вопрос о том, что представляет собой потребительский мир глобального, перезрелого капитализма, с его вполне успешным стремлением проникнуть как можно глубже в наше тело и захватить нашу душу. Пост-интернет художники пытались разобраться, как работает пост-капиталистическое желание: как формируется наше отношение к предметам и образам в мире, где свойство купли-продажи становится вшито в каждую из существующих вещей, неважно, одушевленных или нет. Разбираясь с феноменом интернета в мире развитого капитализма, художники работали с образами из рекламы и массовой культуры, выкручивая их на максимум, подчеркивая то, что делало эти образы такими манящими и одновременно по-своему агрессивными и ядовитыми для нас.

Своими темами и своим внешним видом пост-интернет сильно выделялся на фоне музейно-биеннального искусства нулевых и начала десятых. По сути, пост-интернет искусство отрицало сразу несколько системообразующих правил, принятых в институциональной среде. Оно отказывалось говорить о локальном — специфические местные контексты, важные для региона, но не всегда понятные за его пределами, игнорировались пост-интернет авторами сознательно. Они работали с темой глобальной сети — и нарочито стремились подчеркнуть ее всеобщий, всепроникающий характер, поговорить о мире, в котором одну и ту же картинку может нагуглить человек в Нью-Йорке и Калькутте, и где один и тот же мем оказывается понятен людям, которых не связывает ничего, кроме использования интернета. Они показывали доминирующую эстетику, навязываемую миру культурными центрами — ее главные, всеми узнаваемые коды. В то же время, одним из главных аспектов критики направления являлся тезис о том, что пост-интернет художники некритично используют популярные образы, производя искусство, работающее по тем же принципам, что и продукты массовой культуры, которые, в свою очередь, современное искусство традиционно критикует. Пост-интернет объекты — глянцевые, манящие, часто сексуализированные, но при этом — нарочито неживые, дегуманизированные, холодно-цифровые. Их авторы действительно отказались от отстраненной позиции критически настроенных наблюдателей: вместо этого они взяли масс-культурный язык и, гипертрофировав его, стали говорить на нем же, но уже с территории искусства. Этим художники стремились подчеркнуть, что больше не существует места, внешнего по отношению к капиталистической культуре — искусство тоже оказывается захвачено ей и, более того, само уже давно работает по тем же принципам.

В 2016 году состоялась IX Берлинская биеннале, кураторами которой выступила нью-йоркская арт-группа DIS, промоутирующая пост-интернет художников и сама создающая такое искусство. DIS показали срез пост-интернет движения: все его главные авторы были представлены на биеннале, а сама экспозиция превратилась в манифестацию художественного течения. Благодаря этому событию, пост-интернет искусство было окончательно институционализировано и фактически остановило свое развитие. Для международного художественного дискурса оно стало еще одним архивным направлением в череде других течений XX и начала XXI вв., а новое поколение художников, опираясь на находки пост-интернет авторов, начало продвигаться дальше.

Как я упомянула выше, В России при этом такого движения, как пост-интернет, просто не случилось. Сработал специфический российский художественный контекст. В конце нулевых и начале десятых годов формально сдержанное, постконцептуалистское лабораторное искусство в России занимало доминирующие позиции — и не было ни авторов, ни в целом инфраструктуры, альтернативных этому направлению. Точнее, отдельные авторы были, но их количество было слишком невелико для того, чтобы сформировать независимый профессиональный круг. К тому же, продукт, который производили российские авторы, сочувствующие новой эстетике — как художники, так и кураторы, — не был уникальным; скорее, можно было говорить о подражании пост-интернет подходам, уже разработанным в Европе и США, к тому же с опозданием в несколько лет. Вместе с этим, самую главную причину, по которой все происходило именно так, можно сформулировать по-марксистски: в России на тот момент не сложилось тех производственных отношений, которые стали бы драйвером для развития пост-интернет искусства. Другими словами, в России не было достигнуто того уровня товарного потребления и капитализма в целом, который породил движение пост-интернета. Пост-интернет искусство и формально, и концептуально был реакцией на пузырящийся, избыточный, агрессивный пост-капиталистический дискурс, выхолащивающий из языка и мира следы человеческого и оставляющий на их месте глянцевую картинку, произведенную при помощи ИИ. Об этой ситуации, тревожной, но вместе с тем умеющей всегда чем-то оставаться для нас желанной, и говорил пост-интернет. В России острой потребности говорить об этом, строго говоря, ни тогда, ни до сих пор не было и нет.

Чем это может быть чревато для российских авторов? Мы оказались в довольно специфической, но совсем не новой для российского контекста ситуации. Продолжается динамика, запущенная в советское время: свежие «-измы» обходят нас стороной и, если и становятся известны авторам, то немногим, в то время как локальный дискурс, состоящий из этих немногих авторов, порождает собственные изобретения (московский романтический концептуализм в позднем СССР, акционизм 1990-х, «новые скучные» периода нулевых т.д.).  Эти изобретения — специфические, но при этом уходящие корнями в более ранние открытия международного современного искусства. В таком процессе нас всех, конечно, преследуют странные аберрации. Опираться на искусство, которое не было рождено окружающим тебя контекстом — странное и не всегда благодарное дело. Идти дальше, пытаясь синхронизироваться с международным дискурсом, при этом перескакивая через ступеньки (если мы представим, что в искусстве одно всегда вытекает из предшествующего) — дело как будто еще более неблагодарное. В то время, как в интернациональном дискурсе пост-интернет успел стать музейным явлением и уступил место таким проектам, как TZVETNIK, с 2017-го занимавшимся пропагандой всевозможных «странных», пост-человеческих, избыточно материальных объектов, в российском искусстве тема пост-интернета до сих пор продолжает будоражить творческие и исследовательские умы и оставаться неоднозначной для восприятия. Может показаться, что мы застряли на кочке, которую никак не можем перепрыгнуть, но и сделать вид, что ее нет, тоже не получается. Очередная патовая ситуация для российского искусства, которое с новым витком снова оказывается в периоде кризиса и неясной траектории собственного развития.

Эти сложности трудно отрицать, но, вместе с этим, все же можно попытаться найти в этом конструктивную лазейку. Нам следует смириться с тем, что локальный российский контекст не работает по тем же принципам, что контекст на Западе, чьим продуктом является проект современного искусства в целом и все его отдельные направления в частности. Наследие советской культурной обособленности в области изобразительного искусства до сих пор дает о себе знать в том, как функционирует и что представляет из себя инфраструктура искусства в России. Мы по-прежнему остаемся где-то «сбоку» от магистральных течений современного искусства, и такая ситуация может быть изменена только продолжительной и активной, слаженной работой множества заинтересованных людей с привлечением большого количества ресурсов. Пост-интернет искусство было движением, которое манифестировало отсутствие чего-либо внешнего по отношению к капиталистической логике и наш стратегический провал в попытке ей противостоять. Тот факт, что оно так и не развилось в России, может стать косвенным свидетельством того, что для российского художника (как и для российского человека в целом) такая манифестация не является чем-то очевидно требуемым, чем-то, что необходимо осознать и проговорить. Это может указывать на то, что в российском искусстве, как и в российском дискурсе, пока еще остается ощущение возможности выхода — куда-то за пределы пост-капиталистического желания и выхолощенной цифровой картинки. Существует ли возможность такого выхода на самом деле, совершим ли мы шаг в этом направлении и будет ли благодаря этому произведен самобытный, по-настоящему интересный художественный продукт — смутная, но имеющая место гипотеза, которую можно попробовать протестировать на практике.

ST.ART на каждый день: внеочередные материалы и заметки из сферы культуры — в телеграм канале журнала.